Дюймовочка

Агата всегда стыдилась своих рук. У всех девочек были тонкие запястья и нежные пальчики, а у нее выросли какие-то огромные грабли. И уже в пятом классе бабушкино обручальное кольцо налезало Агате только на мизинец. Агата старалась незаметно спрятать руки за спину, когда стояла у доски, передавала кому-то дневник или компот в столовой. К восьмому классу стало хуже — Агата выросла очень крупная, налилась, и стало ясно, что позже она станет еще крупнее. Мама говорила, что ничего страшного, наоборот, нужно гордиться своим ростом, некоторые модели даже ноги себе ломают и сращивают потом на специальных аппаратах, чтобы выиграть несколько сантиметров. Но Агату это не утешало. И не только потому, что по росту она могла подойти только двум – трем мальчикам в классе. Просто она не хотела быть как мать. У ее огромной матери было много мужчин. И все почему-то мелкие, тонкие, преданно заглядывавшие в глаза и суетившиеся вокруг как крепостные перед боярыней. Надолго они, как правило, не задерживались. Рано или поздно каждый из них чем-то выбешивал маму, и она, хлопнув кулаком по столу, громогласно объявляла ему:

— Вон пошел!

И мужчинка торопливо собирался, бегал по квартире с перекошенным лицом, впопыхах забывая трусы, чашки, бритвы, валившиеся из рук.

Агата не могла на это смотреть. Ей казалось, что и у нее непременно будет так – мелкие мужичонки, похожие на приблудных собачек, и ничего настоящего.

— Да нафиг он мне сдался, урод! – говорила мама, как только за вчерашним возлюбленным захлопывалась дверь, — Мужик зачем в доме нужен? Гвоздь прибить да мебель передвинуть? Я и сама кого хочешь передвину. Корми его еще, дармоеда.

Потом мама доставала фотографии отца, раскладывала на столе и подолгу вздыхала. Агата не помнила отца, он погиб, когда она была еще совсем маленькой, а потому никак не могла понять, что же было в нем такого, из-за чего мама до сих пор так и не смогла никого найти. Обычный такой мужчина, спокойный, улыбчивый. Такой же мелкий, как и все мамины следующие, также подобострастно смотревший на нее снизу вверх.

— Семь раз выгоняла, ни разу не ушел. Бывало, встану над ним, ору так, что самой страшно делается, а он стоит. Окаменеет весь, а с места не двигается. А как-то шкаф у него за спиной проломила. Все, думаю, укокошу ублюдка. Как вдарю, а дверца из фанеры, тонкая. Рука в шкаф провалилась, я сама чуть на него не грохнулась, задавила бы. А он стоит. Мелкий, на голову ниже, а не боится. Смотрит только так, строго. Потом пойдет к себе, сядет в кресло и газету читает. А я к соседке – пореву у нее, приду, сяду на кухне и думаю – ну чего это я дура такая? Чего это мне не живется спокойно? А он придет, встанет рядом, по голове меня погладит, ну я уже и растаяла. Ни разу на меня руку не поднял. Я ему говорю – ты хоть любишь меня? А то стоишь, молчишь как столб каменный. А он говорит — ну и как ты себе это представляешь? Я ж тебя вполовину меньше, и буду я тут вокруг тебя бегать, орать и ножками топать. А тебе потом в постель со мной ложиться. И смеемся.

Агата не понимала, почему маме нужно обязательно орать и ругаться. Мама и сама не понимала, но поделать с собой ничего не могла.

— Ну, характер такой, горластый, — пожимала мама плечами.

Сама Агата горластой не была, трусливой, впрочем, тоже. Она знала, что мама никогда ее не отлупит, а что кричит, так и ладно, пусть себе. Ну, раз характер.

Про себя Агата решила, что никого проверять не будет – выберет себе сразу по росту, и не придется тогда нервы трепать этими всякими «боится – не боится». Но по росту выбрать было трудно. Одноклассники приелись и казались какими-то скучными, как близкие родственники, а на районе высокие попадались редко. Подружки, уже давно целовавшиеся по лавкам и подъездам, понимающе кивали, встречая одиноко бредущую домой Агату. Мама, послушавшая про высоких, пожала плечами – трудно что ли, вон секция баскетбольная под боком, там все высокие.

На баскетболе и вправду оказалось замечательно. Правда, лучше всех играл почему-то самый мелкий парень по прозвищу Торпеда, но поклонники у Агаты сразу нашлись.

Ее сразу же вызвался провожать симпатичный Гена. Всю дорогу Гена выражал недовольство. Он был недоволен своим ростом, медленным прогрессом по точным дисциплинам, жестким расписанием в школе, усталостью после тренировок, низкой зарплатой родителей, папой. Это Агату особенно удивило – она не понимала, как можно быть недовольным папой? Он у тебя есть по крайней мере. В следующий раз Гена рассказывал про команду. Больше всего он не любил Торпеду, считал его выскочкой и задирой. Он вообще мало кого любил. Уважал тренера, но и в его решениях находил всегда какие-то проколы и ошибки. Агате было интересно и лестно его слушать – выходило так, что если он ей это все рассказывает, значит, доверяет. Значит, она для него особенная. А потому, когда он впервые ее поцеловал, за углом спорткомплекса, по пути домой, она обрадовалась. Наконец-то и в ее жизни появился парень, который станет ее встречать после школы и ходить с ней на дискотеки. Но почему-то встречал он ее редко. Чаще просил, чтобы это она его встретила, и долго целовал на виду у своих одноклассников. Агата не понимала, почему это для него так важно – он же сам говорил, что они дураки и сволочи. Но особенное удовольствие Гене доставляло целовать Агату на глазах у Торпеды. Он давно заметил, что между ними промелькнуло что-то теплое и робкое, о чем и рассказал Агате. Агата была удивлена. Торпеда ей правда нравился, но она и подумать не могла о том, что и она ему нравится тоже. Она ведь выше! Неужели он тоже хочет как мамины эти – болтаться за ней следом, преданно заглядывая в глаза и ждать, пока она на него закричит? Это было стыдно, и Агата отводила глаза, как будто случайно узнала какую-то правду о Торпеде, и теперь не хотела выдать его даже ему самому.

Агата поделилась с мамой, но мама только рассмеялась – ерунда это. А что все у нее низкие, так это случайно получается. Но Агата знала, что не случайно, еще и Гена подтвердил.

— Терпеть не могу этих мелких. Рядом с ними сразу себя какой-то дылдой тупой ощущаешь. Копошатся чего-то там внизу, шустрят, деловые. А тебе за ними все равно не успеть, вот и стоишь как дебил, пялишься.

После этого Агата уже окончательно и бесповоротно решила, что никого ниже себя она рядом не потерпит. Это было обидно, потому что выходило, что в жизни ее сразу обрубалось целая куча возможностей. Остальные девочки могли выбирать кого угодно, даже Торпеду, а Агата – нет. И по сравнению с ними, толстыми, страшными, угреватыми, ущербной все равно оказывалась она. Еще и ручищщи.

Как-то перед новым годом им с Торпедой оказалось по пути – он шел к какому-то другу, и всю дорогу рассказывал Агате о том, как мамка по глупости купила очень дорогой пылесос, и несколько недель они с отцом пытались его вернуть. Рассказывая, он постоянно забегал вперед, чтобы заглянуть Агате в глаза. С одной стороны, история была очень смешная, и Агата хотела просто идти и смеяться, но по дороге попадались люди, и смотрели, как она вышагивает, а вокруг нее мелко шустрит Торпеда, еще и в глаза заглядывает. Агата очень боялась, что их кто-нибудь увидит. Так и произошло. Встретился им Гена, который так насмешливо посмотрел на Торпеду, что внутри у Агаты все сжалось. И самое неприятное было то, что сам Торпеда, казалось, ничего не заметил. Пожал Гене руку и распрощался у остановки.

— Как щенок вокруг тебя скакал, — усмехнулся Гена, — Надо было вас на телефон сфотать!

Агате стало совсем неприятно, и домой она теперь возвращалась дворами, чтобы Торпеда не дай бог снова из-за нее не опозорился. Но совсем избежать не удалось. Торпеда как-то нагнал ее и во дворе. Агата хотела сказать, чтобы он за ней не ходил, но идти рядом с Торпедой было так радостно и тепло, что все даже слегка затуманивалось, как будто ее команда выиграла на соревнованиях, или по русскому она внезапно получила пятерку. Агата решила, что дойдет по дворам, пока никто не видит, и только у самой дороги соврет, что ей нужно к подружке. Распрощавшись с Торпедой, Агата свернула в первый попавшийся подъезд и замерла. За дверью ничего не было – дом давно собирались снести, и окрестные жители вынесли все, что смогли – полы на растопку, стекла и даже кирпичей наковыряли для новых построек. Агата спряталась за углом и подождала. Она надеялась, что Торпеда не заметил ее ошибки и уйдет, но когда она вышла из подъезда, Торпеда все еще стоял перед крыльцом.

— Как подружка поживает? Чаем-то хоть напоила? – хитро спросил он и расплылся в улыбке. Агата рассмеялась тоже, хотя ей было больше неловко, чем весело.

— А Генка ревнивый что ли? – спросил Торпеда, когда они вышли на дорогу.

— Нет, почему? – удивилась Агата. Торпеда, похоже, и вправду ничего не понимал.

— А ты его прям любишь? – спросил Торпеда еще, и Агата даже остановилась от неожиданности.

— Не знаю, — честно ответила она.

До остановки шли молча.

С Геной после этого совсем разладилось. Агата понимала, что никакой любви между ними нет, и влюблена-то она, скорее всего, в Торпеду. И как было бы хорошо, если бы она вдруг смогла стать маленькой, даже ниже Торпеды, или если бы можно было ноги сломать, например, а потом так срастить, чтобы пониже. Или чтобы Торпеда подрос как-нибудь. Или Гена куда-то делся. Или Торпеда. Мысль об этом казалась такой невыносимой, что даже на тренировки ходить расхотелось. Мама, впрочем, отлынивать не позволила:

— Вот еще! Ноги в руки – и вперед! Из-за мужиков она секцию бросать собралась!

Ходить было мучительно. Агата изо всех сил старалась не смотреть на Торпеду, но он постоянно вел в игре, и потому не обращать на него внимания было невозможно. А когда она все же смотрела, ей становилось так радостно, что она то и дело пропускала мяч. Тренер сердился, а потом и вовсе предложил перейти в женскую сборную, он как раз после нового года новый набор сделает.

На новогоднюю дискотеку в ДК Гена не пришел, у него в это же время была дискотека в школе, а чужих на нее не пускали. Агата так и просидела бы весь вечер в углу, но внезапно к ней подсел Торпеда. Он, перекрикивая шум, показывал ей фотографии спортсменов, удачные обводки, и что-то еще веселое. Агата сидела рядом и боялась дышать. Тяжелое и удушливое налилось внутри тела и казалось, что если она пошевелится, то тело лопнет изнутри и произойдет что-то нехорошее. Торпеда случайно задевал за нее плечом и наваливался. Агата изо всех сил старалась не обращать внимания, но это было так приятно и волнительно, что она не могла. Торпеда, будто о чем-то догадавшись, замолчал и посмотрел на нее. Агата тоже посмотрела. Торпеда быстро поцеловал ее прямо в губы и улыбнулся. А Агата заплакала.

— А вдруг я на тебя кричать буду? – еле выдавила из себя Агата.

— Ну-ка, крикни, — сказал он и встал над ней.

— Зачем? – не поняла Агата, — Не хочу я.

— Ну и все тогда, — ответил Торпеда и сел. И снова поцеловал.